В детстве он боялся, что мать отравит его, и реагировал на это нервной анорексией. Позже он постоянно читал во время еды, «чтобы отвлечься». Еда всегда оставалась для него проблемой. Каждый прием пищи он воспринимал как мучительную процедуру, которой он мог подвергнуть себя лишь в специ­фических ситуациях, а именно, с одной стороны, в контакте с группой, но при этом все же отдельно от нее. Он ел один в своей комнате. Отец тоже питался отдельно от семьи.

Его сильная неуверенность в определении того, какое питание ему подхо­дит, а какое для него – яд и может навредить, нашла выражение и в его сомнениях относительно терапии. Пытаясь вытеснить бессознательный конфликт, проявляв­шийся в поведении в группе, нарушениях питания и постоянных сомнениях в правильности и эффективности терапии, он, как миссионер, пытался на началь­ной стадии терапии обратить своих друзей и знакомых в психоаналитических па­циентов. Позже он распознал в этом поведении попытку проверить терапевтичес­кое питание (в оценке которого чувствовал себя неуверенным) сначала на своих друзьях с целью уменьшения собственного страха перед лечением.

Когда двое направленных им знакомых через короткое время прекратили терапию, поскольку не имели достаточной мотивации, пациент реагировал на это решением посылать отныне лишь тех друзей, которых он сам основатель­но проверит на пригодность и мотивацию. Такое поведение он уже демонст­рировал по отношению к собственным конфликтам, когда говорил лишь о ве­щах, которые находил пригодными для терапии и, как ему казалось, держал под контролем. Так же, как по отношению к собственным конфликтам, отно­сительно «направленных» им на терапию друзей и знакомых он полагал, что твердо держит в руках эту группу «своих пациентов» и что может извлечь их оттуда в любой момент.

Через полгода терапии, ход которой определялся попытками пациента скры­то доминировать в группе и заполучить благосклонность психотерапевта, он начал искать вне терапии групповые ситуации, которые намеревался использо­вать в псевдотерапевтических целях, когда группа показала, что не даст ему со­бой манипулировать. Вместе с несколькими друзьями и знакомыми из своего родного города он основал общежитие и совместный бизнес, в котором он, по его словам, играл роль делового авторитета, «серого кардинала», не занимая должности руководителя и не претендуя на нее. Его поведенческое отреагирование в этой группе говорит о бессознательном конфликте идентичности и глу­бокой амбивалентности, определявшей отношения в группе.

В общежитии произошел конфликт из-за квартплаты. Некоторые члены отказывались вносить свою долю. Конфликт вылился в обвинения домовладе­лицы, которая, по мнению группы, назначила слишком большую сумму взноса. Пациент, который был ответственным съемщиком и нес финансовые обязатель­ства перед домовладелицей, пытался сначала обойти конфликт, внося недостававшие деньги из собственного кармана. Под руководством его соперника груп­па все же наняла адвоката для тяжбы с домовладелицей. Испуганный перспек­тивой открытого конфликта, пациент пытался быть посредником, при этом он давал обеим сторонам разную информацию, что вынудило адвоката отказаться от ведения дела. Когда же домовладелица явилась в общежитие и разыгрался скандал между ней и его друзьями, пациент ушел из ситуации бегством в фанта­зию. Он наблюдал сцену, как если бы она его не касалась, и вспоминал ситуации детства, в которых мать призывала детей к порядку.

Здесь отчетливо выступает архаическая слабость Я пациента. Неспособ­ный вынести конфликт или отграничить себя от требований окружающих, он старается поддержать свободные от конфликта отношения со всеми. От от­крытого конфликта он уклоняется бегством в прошлое и отказом от всех акту­альных интересов.

Терапевтическая группа все больше воспринимала групповую активность, развернутую пациентом вне терапии, как угрозу собственной спаянности и продуктивности. Она пришла к заключению, что перегрузка и лихорадочная жизнь, которую он вел в бизнесе, служит ему лишь для того, чтобы саботиро­вать всякие попытки терапевтической группы прорабатывать его проблемы ссылкой на утомление и нехватку времени. Когда стало известно, что пациент в группе общежития регулярно проводит «терапевтические» занятия, группа интерпретировала это как проявление его сопротивления терапевтической ра­боте и упрекала его в том, что он уклоняется от проработки своих конфликтов, используя псевдотерапевтическую группу. Позже выяснилось, что почти все члены группы общежития страдали тяжелыми психосоматическими симпто­мами. Терапевтическая группа требовала от пациента, чтобы он прекратил выдавать себя за психотерапевта в общежитии. Она требовала, чтобы он иден­тифицировал себя с терапевтической группой и ее рабочей целью, считая, что пора уже признать там себя пациентом.

На эту конфронтацию, которую он воспринимал как экзистенциальную угрозу, пациент реагировал сильной тревогой и агрессивной защитой. В пос­ледующем его органическая симптоматика существенно обострилась. Он чув­ствовал постоянное переутомление и говорил о том, что хотел бы побыть 4 недели в санатории, быть там пассивным и чтобы за ним ухаживали.

Вскоре после просмотра фильма ужасов, в котором его потрясли сцены пыток (друзьям это было непонятно), он перенес приступ страха. Он чувство­вал сильный озноб, дрожь во всем теле, но не хотел ничего предпринимать в связи с этим. Обратиться к врачу или другу было бы, с его точки зрения, при­знанием того, что он не все контролирует и действительно нуждается в помо­щи. Приступ сопровождался паническим страхом и чувством деперсонализа­ции. Он длился более часа с несколькими невыносимыми пиками, в которых появлялся страх смерти. Приступ завершился рвотой, после чего наступило медленное улучшение. Непосредственно перед этим он пережил ситуацию, в которой чувствовал, что подруга предала и оставила его. Она нарушила дан­ное ему обещание и приняла ЛСД. Его приступ страха был спровоцирован ее наркотическим состоянием и ощущением разрыва с ней.

Вскоре после этого развились лихорадочное состояние и сильные боли в коленном суставе. Друзья в общежитии не обращали на это внимания, подру­га отказалась вызвать врача. Через 5 дней он, с трудом передвигаясь, добрался до врача и был направлен в больницу. Был диагностирован острый ревмати­ческий полиартрит, подозревалось наличие инфекционного очага. Лечение кортизоном привело к усилению гастрита и кожных высыпаний.

Поведение пациента в терапии – предыдущая | следующая – Архаическая переносная динамика поведения пациента

Психосоматическая терапия. Оглавление