Упомянутые исследования указывают на то, что развитие основных со­матических функций и типов реагирования связано с предпосылкой жизненно важного эмоционально-телесного взаимодействия матери и ребенка в раннем симбиозе, в ходе которого ребенок интериоризирует установки и поведение матери по отношению к нему, развивая тем самым соматическое Я, позволяю­щее с помощью самой ранней границы Я, то есть соматической, осуществить первое различение внешнего мира и внутреннего. Тем самым, с одной сторо­ны, возникает чувство Я в смысле восприятия собственного соматического существования, с другой же – предпосылка для формирования активной на­правленной коммуникации, то есть развитие и дифференцирование функций Я. При этом телесная близость матери носит для ребенка не только характер либидинозной загруженности объекта. С моей точки зрения, она прежде всего выполняет функцию предоставления матерью ребенку на ранней ступени его развития постоянной внешней соматической границы Я в форме «внешнего Я» (Spitz, 1969).

Примером тому служит обычай индейцев племени лакандон, потомков древних майя: там детей в раннем возрасте матери везде носят с собой (Ammon, 1966). Здесь становится чувственно отчетливой несущая функция материнс­кого вспомогательного Я в симбиозе. Винникотт (1960) также подчеркивал не­возможность рассматривать ребенка изолированно от матери, утверждая: «Про­сто ребенка, собственно, нет. Это, конечно, означает, что где бы ни находился ребенок, присутствует и материнская забота, без которой ребенка не было бы». Он отличал несущую функцию матери от ее функции либидинозно загружен­ного объекта, говоря в этом смысле о «матери-окружающем мире» и «матери-объекте». Задачей «матери-окружающего мира» является предоставление «об­легчающей обстановки» (facilitating environment) для развивающегося ребен­ка. Эта функция, с моей точки зрения, может быть также описана удачным выражением Феничела, который говорит о том, что ребенок для своего разви­тия нуждается во внешнем нарциссическом снабжении (external narcissistic supplies) в форме постоянного нарциссического подтверждения соматическо­го благополучия атмосферными факторами.

Это внешнее нарциссическое снабжение в форме материнского обраще­ния, с моей точки зрения, не вполне укладывается в теорию инстинктов. Я понимаю его скорее как вклад «матери-окружающего мира» в формирование границы Я ребенка. Эта граница будет тем более сильной и гибкой, чем боль­ше у матери опыта восприятия потребностей ребенка, чем больше она в со­стоянии понимать значение его превербального соматического языка и реаги­ровать на него. Это справедливо не только для периода постнатального разви­тия. Исследования пренатальных жизненных процессов у человеческого эмб­риона, в зависимости от установки к нему матери, дали много доказательств того, что травматические нарушения развития могут быть следствием неадек­ватного поведения матери еще до рождения ребенка. Ротмен (1973) в широ­ком исследовании обнаружил достоверные корреляции между состоянием, формами реакций новорожденного и установками матери во внутриутробном периоде. Он показал, что новорожденные, матери которых во время беремен­ности ощущали открытую враждебность к ребенку, отчетливо демонстриро­вали повышенную готовность реагировать в нормальных постнатальных стрес­совых ситуациях психосоматической дезинтеграцией. Сходные результаты получены у детей, матери которых характеризовались во время беременности резко амбивалентным бессознательным отношением к ребенку. Обе группы вместе составляли более 60 % всех матерей. Те же результаты получены Нильсоном (1970). На значение коммуникации между плодом и матерью для разви­тия ребенка указал Симон (1973), исследовавший реакцию новорожденного на магнитофонную запись сердечных тонов матери. Симон обнаружил, что ускорение сердцебиений матери вызывает у новорожденных сильное возбуж­дение, в то время как на спокойный ритм ребенок реагирует нормализацией поведения и быстрым засыпанием (ср. также Clauser, 1971).

Я сам в исследованиях пренатальных фантазий и снов, постоянно встреча­ющихся в психоаналитической работе, исходил из того, что бессознательное ядро Я эмбриона формируется уже в период внутриматочного развития. Это находит свое выражение в реакциях плода на психовегетативное поведение ма­тери и связанные с ним состояния напряжения или хорошего самочувствия. Однако, с моей точки зрения, о границе Я в этом периоде еще нельзя говорить, поскольку защитное отграничение в пренатальной стадии воспринимается пря­мо в форме защищающего материнского чрева (ср. Ammon. 1973g). Грабер (1970, 1972) в этом же смысле говорил о бессознательном «пренатальном Я» и придер­живался мнения, что при психоанализе ситуация внутриутробной жизни может быть представлена так называемым «двойным единством переживаний». Соот­ветствующие наблюдения описаны Бургер-Пиажет (1973).

Хотя мы находимся еще в самом начале исследований пренатальной пси­хосоматики, упомянутые исследования нужны нам для привлечения пренатального периода развития к изучению генеза психосоматических заболеваний. Я считаю вполне возможным, что сообщенное по психовегетативным каналам бессознательное отвергание матерью ее еще не рожденного ребенка может выз­вать для плода ситуацию, которую Хау (1973) удачно назвал «внутриутробным госпитализмом». Возможно, состояние постоянной параноидной напряженнос­ти, наблюдаемое у некоторых больных, является результатом такой пренаталь­ной запущенности. Шур (1955) подчеркивает значение этого для возникнове­ния психосоматического заболевания. Общий сдвиг преобладающих расстройств от эдипального невроза к более архаичным формам психических заболеваний, связанный со структурными дефектами Я, возможно, объясняется тем обстоя­тельством, что пациенты уже в пренатальном периоде подвергались значитель­ным травматизирующим воздействиям, повышавшим их возможности защиты от развития базисных нарушений Я (ср. Ammon, I973g).

Представители так называемой парижской школы психоаналитической психосоматики также подчеркивают значение пренатальных травм. Марти (1958) говорит о системах ранней психосоматической фиксации, которые воз­никают вследствие базисного патологического взаимодействия между плодом и матерью и регрессивно реактивируются при психосоматическом заболева­нии. Файн (1966) утверждает, что «архаический модус функционирования и соматическое истощение, являющееся его результатом», становится местом психосоматической фиксации. Стефанос (1973), чьей работе «Аналитико-психосоматическая терапия» я обязан этой цитатой, комментирует это так: «Име­ется в виду: психосоматический регресс вызывается тем сектором в Я пациен­та, который остался в эмбриональном состоянии». Сами-Али (1969) связыва­ет этот тезис с теорией образа тела. Он предполагает, что психосоматический регресс связан со снижением восприятия осязательной картины тела, которая, в отличие от зрительной, еще остается связанной с материнским объектом.

Телесный контакт – предыдущая | следующая – Структурное заболевание Я

Психосоматическая терапия. Оглавление