тест

Пройдите тест и получите 5 тыс руб на все услуги клиники МИПЗ

125. Отражение человеческой психики в художественной литературе наших дней (С. Хилл)

О наличии социального подтекста в пьесе говорит один не раскрытый до конца, но бесспорно символический персонаж пьесы. Я имею в виду образ нищей певицы, пришедшей в Индию пешком из Лаоса и как-то таинственно связанной с гордой и неприступной мадам Штреттер. Нищая певица родом из Лаоса (как и жена посла) и находится всегда где-нибудь поблизости от Анны-Марии Штреттер… Она 17 лет назад продала свою дочь иностранцу… Анна-Мария Штреттер, известная как дочь англичанина и венецианки, вышла замуж, за Штреттера, человека состоятельного и с большим положением, тоже ровно 17 лет назад… Намек так и остается нераскрытым намеком, но через безумную нищую два мира, разделенные, как может показаться, непреодолимой стеной, начинают соприкасаться.

Психологическое содержание пьесы заключено в исследовании – необычайно тонком – переживаний и чувств, осознаваемых и неосознаваемых, нескольких людей. Они охвачены, как бы загипнотизированы любовью, но в то же время почти одержимы ощущением ее безнадежности. Притом ни один из этих людей в пьесе непосредственно не раскрыт. Они появляются и исчезают в отдельные моменты разговора о них Голосов, как бы иллюстрируя то, что о них говорят Голоса.

В историю одной любви, вспоминаемой Голосами и в своих наиболее драматических моментах встающую перед глазами зрителя (воспринимаясь как проекция его внутреннего зрения), вплетено три действующих лица. Это Майкл Ричардсон – молодой англичанин, отказавшийся от невесты и порвавший все старые связи после встречи на балу с женой французского посла Анной Штреттер. Это Анна Штреттер и это, наконец, французский вице-консул в Лахоре (имя которого не названо), проникшийся к той же Анне непреодолимой страстью и сыгравший в ее жизни какую-то трагическую роль, так и не разгаданную до конца окружающими.

Когда-то, говорится в редакционной аннотации к пьесе, Голоса знали историю любви Анны и Майкла, протекавшую з 30-х годах, знали о ней и о ней читали. Одни из них помнят ее лучше, другие хуже, но никто не знает о ней все до конца, хотя забыть ее тоже не могут. Читатель пьесы (или зритель) так и не узнает до конца, кому принадлежат эти Голоса, но ему ясно, что между говорящими существуют какие-то, притом достаточно сложные, отношения и связи и что каждый из говорящих (но невидимых зрителю, добавим мы) обладает своими особенностями характера и восприятия.

… Голоса женщин вспоминают прием во французском посольстве, на котором Ричардсон не отходил от Анны ни на шаг. Взаимное чувство Анны и Майкла передается не в словах, а в жестах, позах, порой даже больше в молчании, чем в диалоге (здесь нельзя не вспомнить о значении, которое обоснованно придается “паузам” и “умолчаниям” и при современном клиническом исследовании бессознательного). В живых картинах, воспроизводящих жесты и позы, раскрывается душевное состояние обоих любящих. С другой стороны, обрывки разговоров различных людей, присутствующих на приеме, готовит к появлению на сцене вице-консула из Лахора и к пониманию его скрытого, в какой-то мере, душевного состояния.

Когда вице-консул появится на приеме в посольстве и протянет руки к Анне-Марии, громко говоря о своей любви к ней, его психологический портрет уже подготовлен и никого не удивит. Не может удивить и последующее: дикие крики помешавшегося, когда его уводят с приема… Зритель вполне подготовлен к мысли о том, что консул способен на убийство, притом из любых побуждений. Подготовлен он и к тому, что в любви Анны и Майкла наступит трагический перелом, хотя причина его так и остается туманной. Когда вскоре после приема посол и его жена вместе с близкими друзьями, в числе которых Майкл Ричардсон, уезжают на машине на остров Дельты, писательница уже дает ощутить трагический финал обсуждаемой истории. Непонятными лишь остаются обстоятельства, при которых погибает затем Анна.

Утонула ли она, купаясь на рассвете в море близ посольской резиденции, или была убита преследовавшим ее накануне по пятам полубезумным вице-консулом? Не совершила ли она самоубийства по причинам, о которых зрителю (читателю) позволяется думать что угодно? Эти и многие другие вопросы остаются невыясненными, да и, может быть, не так уж волнуют автора, предоставляющего зрителю найти на них любой ответ.

Произведение М. Дюра заставляет задуматься и чем-то глубоко затрагивает читателя. Писательница ищет и находит разнообразные средства раскрыть психологию своих “героев”. И эти средства продиктованы стилем времени (Об этом стиле времени см. мою статью [4]). Как мало они похожи на спокойное и эпическое повествование от автора, всесведущего автора, знающего о своих героях все и сообщающего читателю ровно столько, сколько считает нужным.

4. Говоря о новых приемах психологического анализа, нельзя пройти и мимо английской писательницы Сюзен Хилл. Сюзен Хилл вошла в литературу Великобритании без деклараций, каких-либо заявок на новаторство, без воя кого шума рекламы. Заговорили о ней не сразу и не громко, и только осенью 1972 года, когда вышел ее роман “Ночная птица” о поэте, охваченном безумием. Английские критики разных направлений отметили дарование автора и силу ее художественного мастерства. Каждый, кто прочтет эту книгу, должен будет согласиться с тем, что, хотя тематика Хилл сравнительно сужена, дарование ее незаурядно. Однако особенно интересны новеллы Хилл, в особенности, новеллы из книги “Немного песни и пляски” (1974). Меньше всего рассказы Хилл напоминают произведения фантастические или даже нарочито, “выдуманные”; вместе с тем, хотя они и написаны в реалистической манере, каждый из них – что угодно, но не прямое отражение жизни. От новеллы к новелле сохраняется гнетущая атмосфера, все больше нагнетаясь и сгущаясь, и, чем дальше читаешь, тем больше растет ощущение нарочитости в отборе автором тем и характеров и, что главное, наблюдений ее над поведением и чувствами обыденных, как будто, людей, над смыслом тех или других обстоятельств в их жизни. Ощущаешь при этом и другое – и это другое превалирует при чтении рассказов – силу дарования пишущего их молодого автора, его уменье заметить в судьбах самых заурядных людей такое, мимо чего иной проходит без внимания, заглянуть в такие тайники духа, в которые никто не заглядывает или редко считает нужным заглянуть. При этом ни одного лишнего слова или абзаца, ни одной лишней метафоры, не говоря уже о каком-либо навязчивом лиризме или, тем более, украшательстве. Строгий, сдержанный стиль…

 

 

голоса – предыдущая | следующая – одиночество

Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Том II

консультация психолога детям, подросткам, взрослым