Если наша концепция верна, единственным выходом в этих условиях является увеличение быстрого сна и потребность в нем должна расти. Она и растет, судя по выраженному эффекту «отдачи» после депривации. Но удовлетворить эту возросшую потребность организм тоже не может – ведь малая площадка это эффективный способ депривации. Получается, что у животного вызывают отказ от поиска и одновременно не дают от него защититься, лишая быстрого сна. Это суровые условия, и недаром, по данным Жуве, после длительного непрерывного пребывания в таких условиях животное становится вялым, безынициативным, «депрессивным», некоторые подопытные крысы даже умирают.

Но что произойдет, если животное регулярно, начиная с первого же дня депривации, на 1 ч или на более длительное время снимать с площадки и помещать в достаточно благоприятные условия, где ничто не препятствует удовлетворению фрустрированных потребностей, в том числе и потребности в поиске? Возникает очень сильный контраст между условиями на площадке и условиями в камере или «открытом поле». Последние должны восприниматься как «райские», как освобождение от наказания. Если потенциальная возможность к поиску еще окончательно не подавлена (а за относительно короткий срок депривации этого, по-видимому, не происходит), поисковая активность, как и активность, направленная на удовлетворение других мотивов, усиливается, как при «эффекте отдачи».

Здесь действует тот же механизм, который великолепно описал Стефан Цвейг в биографическом романе о Бальзаке: «Как суровый, могучий, веселый мореход былых времен, целый год не видавший земли, не спавший в постели и не обнимавший женщины, который, когда корабль возвращается наконец домой, напивается допьяна, дебоширит и просто, чтобы дать выход радости жизни, выбивает оконные стекла; или как чистокровный рысак, который, застоявшись в стойле… набирает скорость, и вот он летит вперед, подобно ракете, чтобы освободить напряженные мускулы и ощутить опьянение свободой – так и Бальзак нарушает свое отшельничество, разряжает свое утомление и замкнутость в те краткие перерывы, которые он позволяет себе между двумя книгами».

Такая «отдача», «разрядка» поисковой активности свидетельствует о том, что функциональные возможности мозга еще достаточно велики, депривация быстрого сна еще не привела к их истощению, и изменение ситуации на более благоприятную (это условие – главное!) способствует их активации. Нет, следовательно, никакого противоречия с нашей гипотезой. Ведь она предполагает, что быстрый сон необходим для восстановления поисковой активности в той же самой неприемлемой ситуации, в которой произошел отказ от поиска. Здесь же ситуация резко меняется на более благополучную, благоприятствующую поиску. Более того, в дальнейшем мы попытаемся доказать, что предоставление такой возможности само по себе способно поддерживать функциональные возможности мозга.

Если же депривация продолжается достаточно долго и без перерывов на такую «разрядку», весьма велика вероятность необратимого снижения поисковой активности. Контрольные эксперименты подтверждают высказанную точку зрения. Если частично ограничить животное в его подвижности, создать тем самым фрустрацию потребности в активности и вызывать отказ от поиска, но без депривации быстрого сна, поведение в открытом поле будет такое же, как в норме. В.Л. Цибульский справедливо полагает, что быстрый сон выполняет при этом компенсаторную функцию и соответственно нет необходимости в «разрядке». Депривация же на малых площадках создает совершенно неестественную ситуацию, которая провоцирует отказ от поиска и препятствует его компенсации в быстром сне.

Теперь мы можем объяснить, почему депривация быстрого сна в процессе обучения «стирает» из памяти следы прошлого опыта. Поскольку такая депривация, как правило, проводится методом малых площадок, дело, по-видимому, не столько в лишении быстрого сна как таковом, сколько в состоянии отказа от поиска, который создается этим методом и отрицательно влияет на использование прошлого опыта, как и на любую функцию организма.

Эти представления хорошо согласуются с выводами, которые делает из своих экспериментов один из наиболее видных современных отечественных исследователей сна – Т. Н. Ониани. Он и его сотрудники М. Г. Коридзе и другие полагают, что изменения в поведении, наступающие в результате депривации быстрого сна у крыс, обусловлены не облегчением или нарушением фиксации следов памяти, а изменениями двигательной и исследовательской активности.

Что происходит при электрофизиологическом методе лишения быстрого сна? При этом методе также создается противоестественная ситуация, хотя и противоположная. У животного, попадающего в условия полного комфорта, когда все основные потребности можно удовлетворять безо всяких усилий, нет никаких сиюминутных стимулов для поиска, нет даже возможности для поискового поведения. Более того, попытка активного и прагматически не оправданного поведения в этих искусственных условиях может вести к наказанию или противодействию со стороны других особей. Единственной возможностью для поиска остается фаза быстрого сна, но эта возможность закрыта благодаря депривации.

Что объясняет новая теория? – Предыдущая|Следующая – На что влияет катехоламиновая система мозга?
Поисковая активность и адаптация. Содержание