Является ли концепция обусловливания исчерпывающим объяснением генеза эмоций? Классический сторонник теории обусловливания Дж. Уотсон утверждал, что любой эмоциональный раздражитель можно отнести к классу безусловных или условных раздражителей. Это значит, что мы реагируем эмоционально только на те факторы, которые либо являются врожденными эмоциогенными раздражителями, либо связаны с последними ассоциативно. Эта концепция получила признание и была развита другими представителями этого направления. Так, канадский исследователь Бабкин, отвечая на вопрос, почему американцы любят джаз и не любят, как он утверждает, симфоническую музыку, приходит к выводу, что это является результатом настойчивого обусловливания. Он пишет: «С самого раннего детства население во всех видах своей деятельности подвергается в течение почти пятнадцати часов в сутки сильному обусловливанию такой примитивной музыки, как джаз… Обусловливание происходит так интенсивно, что есть все основания сомневаться в том, чтобы подлинно прекрасное могло бы получить в этих условиях значительное влияние…» (Babkin, 1950, с. 38). Таким образом, согласно Бабкину, реакция человека на музыку детерминируется процессом обусловливания. Любовь к джазу — это проблема образования соответствующих условных рефлексов.

Этот вывод основывается на убеждении, что любая эмоциональная реакция вызывается факторами либо врожденного, либо условнорефлекторного характера. Однако такое представление вызывает ряд серьезных возражений.

Прежде всего следует принять во внимание тот факт, что эмоциональные реакции могут быть вызваны и такими раздражителями, у которых эта способность не коренится в их природе и не приобретена в результате обусловливания. Систематические данные, относящиеся н этому вопросу, были впервые собраны Д. Хеббом. Выводы Хебба основаны на наблюдениях над человекообразными обезьянами (Hebb, 1949, гл. X). Он заметил, что при появлении в клетке таких вещей, как чучело змеи или другого животного, отсеченная голова обезьяны, шимпанзе приходили в сильное возбуждение, иногда в состояние неудержимой паники. Они впадали в состояние паники и тогда, когда хорошо знакомый им смотритель у них на глазах переодевался в пальто другого человека.

В этих примерах эмоции возникают в результате воздействия некоторой конфигурации зрительных раздражителей. Ни один из этих раздражителей не является условным, иначе говоря, ни один из них не сочетался в прошлом опыте животных с отрицательным подкреплением. Не придется ли нам в таком случае признать, что существует врожденная реакция страха на вид отсеченной головы, чучела (трупа) животного, переодевающегося смотрителя?

Следует отметить, что упомянутые реакции появляются не сразу после рождения, а лишь спустя несколько месяцев. Однако в то же время их нельзя рассматривать и как результат созревания. Ибо, если новорожденные обезьяны содержались в полной темноте и возвращались к обычной жизни в возрасте, когда у обезьян, воспитанных в нормальных условиях, появляется реакция страха на вид определенных предметов, у них реакция страха не возникала. Признаки страха появлялись с некоторым опозданием — спустя какое-то время, в течение которого животное приобретало определенный перцептивный опыт.

Подобные явления наблюдаются и у людей. Как известно, в первые месяцы жизни ребенка незнакомое лицо обычно вызывает у него реакцию тревоги, иногда даже сильный страх (хотя и не каждое незнакомое лицо). Высказывались предположения, что дело вовсе но в том, что это лицо незнакомое; возможно, всякое лицо вызывает тревогу, однако увеличивающийся опыт общения с определенными людьми приводит к тому, что эта тревога не проявляется при виде знакомых лиц, сохраняясь лишь при виде лиц незнакомых.

Однако данное объяснение также не выдерживает критики. Как установил Деннис, слепые от рождения люди после возвращения им хирургическим путем зрения не испытывают никакой тревоги при виде человеческого лица. Следует, однако, отметить, что в первое время после операции они вообще мало что способны видеть. Для появления же обсуждаемой здесь эмоции важно само возникновение способности к различению «свой — чужой» и соответствующего чувства уверенности или беспокойства (неуверенности, робости) (Riesen, 1947; Hebb, 1949, с. 244).