Наша интерпретация трактовки этого этапа речемышления Выготским была сформулирована следующим образом: по Выготскому, всякая мысль рождается из некоторого конфликта, сна решает какую-то задачу, соединяя что-что с чем-то. Усло­вия этой задачи, заданные предшествующей деятельностью субъекта, его аффективно-волевыми установками, всей его лич­ностью, составляют некоторую внутреннюю ситуацию. Нахож­дение ответа, выход из конфликта есть переосмысление по меньшей мере одного из компонентов ситуации, образование новой связи, вследствие чего мысленно преобразуется вся си­туация в целом и возникает образ результата. Поскольку внутренняя ситуация вбирает в себя всю личность, она всегда предельно уникальна и субъективно-конкретна, и поскольку эта конкретность бесконечна, ситуации всегда так или иначе присуща неопределенность. Определенность же всей ситуации сосредоточивается в том «новом», что было найдено в решении ситуативного конфликта. «Новое» выделено на фоне ситуации, непосредственно значимо, а потому именно оно может быть обозначено. Это обозначение становится именем ситуации в це­лом, т. е. первый предикат к подразумеваемому подлежаще­му— ситуации, становится представителем всей ситуации. Та­ким образом, привлеченное для фиксирования мысли языковое значение вбирает в себя ситуацию, становится ситуативным значением, т. е. смыслом. Тем самым значение становится носи­телем содержания, выходящего далеко за его пределы. Этот новый — теперь уже речевой — конфликт решается в процессе речевого развертывания.

Нам представляется важным подчеркнуть, что поиск значи­мого (мыслительный акт) и означивание( речевой акт) являют­ся двумя функционально различными сторонами единого про­цесса смыслоформирования. В этом процессе мы вслед за Л. С. Выготским выделяем этап мысли, где основная нагрузка падает на поиск значимого, и этап смыслового развертывания, где наиболее существенной становится вторая сторона — озна­чивание (точнее, переозначивание — замена первого внутренне­го слова определенным образом организованным набором вну­тренних слов). Таким образом, опосредование мысли внутрен­ним словом совершается на обоих этих этапах; при этом, по-ви­димому, существует большое количество переходов от первого этапа ко второму и обратно, однако то, что это принципиально разные моменты, доказывается данными патологии: поиск ре­шения нарушается при лобном синдроме, способность к пере­означиванию, к нахождению определенного набора значений страдает при динамической афазии.

Динамическая афазия, как и два другие синдрома, возни­кающие при поражении блока «программирования, регуляции и контроля», есть в отличие от «лобного синдрома» собственно речевые нарушения, афазии. Все три синдрома имеют общие особенности: они возникают в результате нарушения операций, обеспечивающих на разных уровнях программирование и кон­троль речи и работающих по принципу сукцессивного синтеза элементов, связанных отношениями смежности, иными слова­ми, синтагматическими отношениями [Лурия 1969, 1975_А; Jakobson 1956, 1964]. Эти нарушения проявляются в распаде единой последовательной программы на изолированные фрагменты, трудностях перехода от одного фрагмента к другому (патологи­ческая инертность, персеверации).

Д и н а м и ч е с к а я   а ф а з и я. Этот синдром возникает при поражении областей лобной доли левого полушария, располо­женных впереди от «зоны Брока». Для него характерно отсут­ствие развернутой фразовой речи при достаточной сохранности повторения, называния, понимания бытовой речи.

В легких случаях динамической афазии больные могут участвовать в диалоге, отвечая на вопросы, но, как правило, не задавая их самостоятельно. Затруднения у этих больных на­ступают лишь при необходимости дать развернутый текст — рассказать о себе, пересказать услышанное или увиденное, на­писать письмо и т. п. Помощь в планировании текста и предоставление словаря «формул перехода» (средств сверхфразовой связи) позволяют компенсировать имеющиеся у больных де­фекты.

В более грубых случаях динамической афазии страдает не только построение текста, но и построение отдельных высказываний. Трудности больных обнаруживаются уже в диалогиче­ской речи — на все вопросы они отвечают односложно, замешая развернутую фразу ее фрагментом. При задании построить фразу по картинке, больные строят неполное предложение, однако эти части фразы всегда правильно грамматически оформлены. По­мощь в планировании фразы (соответствующие вопросы, схемы с обозначением знаменательных слов фразы) позволяет ком­пенсировать имеющийся дефект. Например:

Пересказ текста «Пожар в лесу» (Было жаркое лето. Пио­нер Коля Иванов пошел в лес за грибами. Вдруг он увидел дым. В лесу начинался пожар. Коля бросился бежать в дерев­ню. Он позвал на помощь колхозников. Пожар потушили. Лес был спасен. Пионеру Коле Иванову объявили благодарность): «В лесу пожар… За грибами пошел…». (В связи с невозмож­ностью самостоятельного пересказа далее больному были за­даны вопросы, на которые он правильно ответил.)

Составление фраз по картинкам:

1) (Мальчик бежит): «Мальчик бежит»;

2)   (Женщина читает книгу): «Читает… Книжку читает…»;

3)    (Девочка смотрит, как мама варит обед): «Кухня… На кухне…»

Эксп.: Дальше. — Домохозяйка, мать… мать… Эксп.: Еще кого видите? — Девочку, дочь… Щи варит… Экс п.: Кто? — Мать…;

4)    (Мужчина покупает газету в киоске): «Газеты и карти­ны…; Покупатель, продавщица…; «Большевик…»; «Большевик № 1». Эксп.: Кто это? — Мужчина. Эксп.: Что он делает? — Покупает. Эксп. Что покупает? — Журнал «Большевик».

Блок мозга – предыдущая | следующая – Смысловое синтаксирование

Исследование речевого мышления в психолингвистике

Консультация психолога при личных проблемах