Проблема структуры памяти и процессов оперирования хра­нимыми знаниями находится ныне в центре внимания многих авторов. Н. И. Чуприкова [1981, 25] подчеркивает важность разграничения двух форм индивидуального сознания — структурной и динамической. Первая из них, структурная — это «бо­лее или менее упорядоченная отражательно-знаковая система, складывающаяся в мозгу каждого человека в процессе его жиз­ни в результате практической деятельности, усвоения языка, существующей системы знаний и его личных усилий по позна­вательному упорядочиванию явлений действительности». Особый интерес для нас представляет то, что, по мнению Чуприковой, вторая, динамическая форма индивидуального сознания — это «отдельные акты осознавания внешних и внутренних воздей­ствий, осуществляющиеся в структуре отражательно-знаковой системы и выражающиеся в форме суждений» [Там же]. По­следнее заставляет более подробно остановиться на следующих трех моментах.

Во-первых, «акты осознавания» имеют место на фоне не­осознаваемых психических процессов. Ср.: «…каждую (в пре­деле) форму осознаваемой психической деятельности следует рассматривать как уходящую своими корнями в «бессознательное», как детерминируемую не только в ее элементарных, но и — что особенно важно — в наиболее сложных семан­тических, смысловых отношениях не только осознавае­мым, но и неосознаваемым образом» [Бассин и др. 1979, 86].

Во-вторых, эти акты осуществляются в структуре единой отражательно-знаковой системы (ср. выше обсуждение вопроса двух форм кодирования).

В-третьих, акты осознавания выражаются в форме сужде­ний, а физиологическим механизмом актов суждения служат динамические процессы нервного анализа и синтеза [Чуприко­ва 1981, 23]. Подчеркивая, что способность высказывать суж­дения об увиденном и услышанном составляет характерную черту сознания человека, Чуприкова уточняет, что «осознавать действительность—значит расчленять ее на элементы и уста­навливать между ними определенные связи и отношения: сходства, тождества, различия, принадлежности, последовательно­сти, причинности и т. д. и т. п. И чем больше взаимосвязанных элементов в объекте или ситуации может быть вычленено и вновь связано, тем выше уровень осознания действительности» [Там же].

Ранее [Залевская 1977, 1981] фактически эти же три мо­мента были учтены нами при попытке проследить пути станов­ления субъективного лексикона и объяснить способность слова служить средством доступа к информационному тезаурусу человека. В частности, постулировалось функционирование спе­цифического механизма глубинной предикации, соотносимого с понятием «коммуникации» у А. А. Шахматова, с идеей «импли­цитных предикативностей» С. И. Бернштейна, с «пропозицией» у С. Д. Кацнельсона. При усвоении нового слова, неразрывно связанного с формированием новых знаний об окружающем человека мире и об особенностях оперирования этим словом в речи, имеет место взаимодействие новых энциклопедических и языковых знаний с продуктами переработки разнородного (чувственного и рационального, индивидуального и социально­го) предшествующего опыта человека. Это приводит к установ­лению общности и различий по некоторым (не всегда доступным для вербализации) параметрам, каждый из которых служит основанием для констатации факта обнаруженной связи — с указанием на характер связи или без такого указания. По мере накопления опыта оперирования словом необходимость в более или менее развернутых актах подобного рода постепенно от­падает, хотя в случаях надобности они снова могут иметь место (реальная предикация переходит в потенциальную, и наоборот). Использование термина «глубинная предикация» обусловлено признанием того, что и развернутая констатация связи произ­водится индивидом «для себя», а это снимает обязательность полного внешнеречевого оформления продукта такого акта.

Нейрофизиологический механизм рассматриваемого явления может, как нам представляется, трактоваться в терминах дина­мических временных связей, основывающихся на общих (сов­падающих) элементах соотносимых в уме объектов и являю­щихся продуктом аналитико-синтетической деятельности мозга [Бойко 1976]. Поскольку динамические временные связи при их повторении переходят в замыкательные, слово становится сре­доточием пучка связей, прямо ведущих к продуктам многочис­ленных актов глубинной предикации, что в комбинации со свя­зями по линии звуковой и графической формы слов дает ту многомерную систему связей, на которую неоднократно указы­вал А. Р. Лурия [1974, 14—15; 1975, 34—37].

Акт глубинной предикации не следует отождествлять с суж­дением в логике или предложением в лингвистике, ср. у И.М. Се­ченова: «Сознание констатирует (не следует забывать, что эти слова — фигура!)» [Сеченов 1953, 157]. Глубинная предикация как констатация некоторого факта сходства или различия по тому или иному параметру, как «минимальный акт познания», в терминах Г. П. Мельникова [1978, 194], осуществляется на специфическом «языке мозга» (см. [Бойко 1976] о возможности распространения принципа функционального совмещения на всю сферу человеческого мышления). При выведении же про­дукта подобного акта на уровень сознания имеет место то, что мы можем наблюдать и описывать в терминах логики и линг­вистики.

Понятие пропозиции – предыдущая | следующая – Языковая информация

Исследование речевого мышления в психолингвистике

Консультация психолога при личных проблемах